В первые годы советской власти в общинах большинства православных приходов (и куньевский — не исключение) заметную роль играли мужики. Это потом на главную линию обороны выдвинулись «белые платочки». А куда же подевались «черные бороды»? Многие стали жертвами репрессивной политики большевицкого режима. Печально, что по именам мы можем назвать лишь некоторых из них. Если «служителей культа» еще как-то можно выделить из общего списка репрессированных, то рядовых верующих, активных прихожан установить гораздо сложнее. Большинство из них не проходили по «церковным делам», но именно религиозные убеждения зачастую служили той лакмусовой бумажкой, по которой органы ЧК-ОГПУ-НКВД, а затем и КГБ распознавали «врагов народа».

В период коллективизации наш приход уменьшился на целый хутор.

В Игнатовом хуторе (он же селение Долгое) жили в основном однофамильцы Игнатовы — богобоязненные и работящие люди. Лень считали страшным грехом. Несмотря на отсутствие в хуторе колодца (воду привозили из Кунье), умудрялись вести крепкое хозяйство и в обобществлении его были не заинтересованы. Спали, как говорится, на кулаках, за что и были записаны в класс кулаков, подлежащий истреблению.

Хутор Игнатов исчез с карты, а его жители были рассеяны по стране. Несколько семей успели перебраться в Кунье на Луговку. Кто-то сбежал на Донбасс искать счастье. Многие хуторяне оказались в ссылке на севере. Среди ссыльных и один из участников  приходского собрания, состоявшегося в дни безвестного отсутствия на приходе отца Петра Дагаева — Петр Федосеевич Игнатов. Да-да. Тот самый бывший афонский послушник Петр, брат монаха Косьмы.

По рассказам родственников, Петру Федосеевичу, ставшему к концу 1920-х годов ктитором прихода, неоднократно предлагали отречься от веры и вступить в колхоз, пугая в случае отказа суровым наказанием. Но Петр Игнатов мужественно заявил, что храм он не оставит ни при каких условиях и в колхоз, жизненный ритм которого шел вразрез с церковным календарем, вступать не намерен.

Свой срок Петр Федосеевич отбывал на Соловках. После возвращения поселился в Федосеевке, где вскоре и скончался от болезней, полученных в ссылке. А многие его ближайшие родственники так и не дотянули до конца срока. Их могилки на севере.

Навечно узниками Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) остались и супруги Игнатовы: Петр Иванович и Ефросиния. По официальной версии, они «отравились грибами».

К пику «большого террора» кулаки в нашем приходе, похоже, закончились и сотрудники НКВД принялись за колхозников. 5 августа 1937 года был арестован сам председатель куньевского колхоза «Большевик» Никифор Герасимович Хайменов. По свидетельству Геральда Михайловича Афанасьева, накануне ареста Хайменов говорил своим близким: «Меня вскорости заберут». Действительно забрали и через 22 дня расстреляли[1]. А 22 сентября того же года арестовали колхозного конюха Афанасия Дмитриевича Шестакова. Однажды он пас лошадей в Денисовой яме. Тут пошел холодный дождь. Лошади были слабые и многие из них, простудившись, погибли. Шестакова обвинили в злоумышленном вредительстве и подрыве колхозного строя. Расстрельный приговор, вынесенный в отношении его, был приведен в исполнение накануне 20-й годовщины Октября, то есть 6 ноября 1937 года[2]. Оба наших земляка позднее были признаны жертвами политического террора и реабилитированы.

Реабилитирован и священник Петр Петрович Дагаев. Правда, его арестовали не в Кунье. По делу он проходил в статусе клирика храма села Архангельское Баброво-Дворского (ныне Губкинского) района.

____________________________________________

[1] Книга памяти жертв политических репрессий Курской области. Том 1. Курск, 1996. — с.285.

[2] Там же. — с.307.

(Продолжение следует читать)

Священник Владимир Русин
Из книги «Кунье: 330 лет и 3 года одного прихода»