Глава двадцать первая, в которой содержится описание нашего храма, сделанное в 1919 году

 

Контур храма 333-01О том, как выглядел наш храм вначале XX века, мы можем судить лишь по чертежу и словесным описаниям. Но чертеж представлял собой еще неосуществленный проект расширения церкви и, вероятно, при воплощении в реальность корректировался. А словесные описания всегда несут на себе неизгладимую печать субъективности. Тем не менее, мы должны быть благодарны, что хоть такие свидетельства сохранились. О существовании некоторых утраченных церквей нашего края мы и вовсе знаем лишь по воспоминаниям бабушек, слышавших воспоминания своих бабушек.

Итак, согласно»Описи предметов религиозного назначения», составленной осенью 1919 года, каменное здание церкви в селе Кунье было оштукатурено изнутри и снаружи известью и покрыто железом. Колокольня же была не только покрыта железом, но и обшита[1]. Из чего следует, что проблемы с колокольней у нас начались еще до революции и долгое время селяне решали их с помощью своего рода сайдинга, лишь прикрывая прогрессировавшее разрушение здания. Только в конце XX века эту проблему кардинальным образом решил отец Роман Братчик, армировав остов колокольни. Разрушение было остановлено.

В годы Гражданской войны территорию храма ограждал каменный забор с железными решетками, одними воротами и четырьмя дверями[2]. К середине двадцатого столетия церковь уже была открыта всем ветрам. Рядом с храмом привязывали скот. Под окнами алтаря паслись куры и гуси. А сбежавшая от кого-то чета кроликов облюбовала церковное подполье и многократно там умножилась. С годами удалось оградить церковный двор скромненьким штакетником. Современная ограда с вписанными в нее сторожкой и хозпостройкой сооружена уже в период настоятельства отца Романа при участии семьи Грузденковых.

В 1919 году храмовый ансамбль дополняла ветхая крестильня (она же сторожка) на каменном фундаменте, позднее успевшая побывать одним из «корпусов» куньевской школы. Для отопления сторожки в 1919 году было запасено две сажени дров. В храме печи не было. Он отапливался дыханием прихожан и свечами. Для ремонта «ветхой крестильни» отец Петр запас 2 тыс. штук кирпича.

Церковная ризница была полностью укомплектована. В ней имелось тринадцать полных священнических облачений разных цветов, пять подризников и один старенький парчовый стихарь. В 1921 году, незадолго до того, как нанести по церквям очередной удар, органы советской власти неожиданно заинтересовались нуждами приходов. Они попросили приходские общины составить списки того, чего не хватает для исполнения религиозных обрядов, сопроводив свою просьбу описью того, что имеется. Эти описи потом существенно облегчили работу специалистов по изъятию церковных ценностей. Но мало кто догадывался о коварных планах безбожных властей. Многие восприняли этот поворот в сторону верующих как искреннее желание оказать помощь. Вот и наш отец Петр Дагаев «попросил советский исполком помочь пошить облачения для диакона и псаломщика»[3].

Было в церкви семь шкафов для ризницы, свечей и библиотеки. Библиотека церковная насчитывала 92 книги. Это были сборники для чтения поучений в храме, книги миссионерские, а так же экземпляры епархиальных и церковных ведомостей. Отдельная богослужебная библиотечка насчитывала 21 книгу[4].

Электрификация коснулась храма в самую последнюю очередь, уже в Брежневские времена, поэтому церковные паникадила украшали не лампочки Ильича, а свечи. Для того, чтобы их возжигать и огарки убирать, использовались две лестницы. Самое большое паникадило находилось над центральной частью храма и было рассчитано на 32 свечи. Правый и левый придел освещали 18-свечные паникадила. Четвертое паникадило было в трапезной части храма. Оно имело всего 9 ячеек для свечей[5]. Такое же пятое освещало алтарь.

В опись попали и пять колоколов. Самый большой колокол весил 60 пудов 30 фунтов. Это в пересчете на привычные нам единицы веса, если не ошибаюсь, около тонны. Второй по величине колокол весил чуть более 16 пудов[6]. Вот он-то, похоже, и пережил годы гонений. А самый большой и три колокола меньшего размера бесследно исчезли.

Вид храма украшали три березки, три липы, три клена, один вяз и две яблоньки[7].

Вот и все, что можно было узнать из описей, составленных осенью 1919 года и подтвержденных в 1920 году. Под этими документами стоит подпись священника Петра Дагаева. Старостой храма в эти годы был неграмотный Никон Сотников, за которого по его просьбе расписались Т. Саньков и А. Хайминов.

_________________________________________

[1] ГАКО. Ф.Р-323. оп.1. Д.389. Л.4.

[2] Там же.

[3] Русин В.М., священник. Изъятие церковных ценностей в одном, отдельно взятом уезде. // Оскольский край. Научный альманах. Выпуск 2. Старый Оскол, 2007. — с.25.

[4] ГАКО. Ф.Р-323. оп.1. Д.389. Л.5-об.

[5] Там же. Л.7.

[6] Там же. Л.6.

[7] Там же. Л.3.

(Продолжение следует читать)

Священник Владимир Русин

Из книги «Кунье: 330 лет и 3 года одного прихода»

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Перейти к верхней панели